“Моя любовь к палестинцам началась еще до моего приезда в Израиль” – Интервью с Исраэлем Шамиром
Интервью известного русско-израильского писателя и публициста Исраэля Адама Шамира альманаху “На Святой Земле”
От редакции альманаха вопросы писателю задавал Влад Ривлин.
Редакция: ― Вы уехали в Израиль по сионистским убеждениям, служили в элитных частях израильской армии. Как и когда начался перелом, если можно так выразиться, в Вашем мировоззрении? Что послужило толчком?
Шамир: ― Перелома, может быть, и не было. Моя любовь к палестинцам началась еще до моего приезда в Израиль. Если искать начало, возможно, это была встреча с палестинскими студентами на борту лайнера Сочи-Ялта в 1968 году. (все даты, цифры и места тут и далее – примерные).
Мне было 20 лет, я был молодым студентом, диссидентом, революционером, я дружил с Даниэлем и Якиром, размножал самиздат и увлекался сионизмом заодно. Лето я проводил в приятных путешествиях – из Ялты потом поплыл в Одессу, где собирался сионистский летний лагерь на Лимане.
А до этого, на борту корабля я разговорился с несколькими симпатичными палестинскими ребятами, они учились в Москве, хорошо говорили по-русски, светловолосые и светлолицые ребята, что нередко для палестинцев и сирийцев. Я им сказал, что я собираюсь в Израиль. Они мне сказали (по-моему, одного из них звали Таха), что они тоже хотели бы, но их не пускают, им не разрешают вернуться.
Я, правда, не знал, что палестинские беженцы хотят вернуться. Не отвоевать, а просто вернуться домой. Для меня это был большой шок. И я помню, что я ответил – это неправильно! Я буду требовать, чтобы вас пустили обратно! Для меня, юного борца за права человека, поклонника Сахарова и антисоветчика, такое положение дел казалось неприемлемым – как это можно не пускать человека обратно на Родину?
Потом, уже в Израиле, я попал в ульпан в Назарете, то есть оказался среди палестинцев. На вторую неделю в стране моя хайфская кузина пригласила меня на палестинскую свадьбу – было очень интересно.
Потом я пошел в армию, а по выходным – когда отпускали, обычно раз в две недели – я ехал в Иерусалим.
Западный Иерусалим закрыт по субботам, поэтому я и субботы проводил в восточном городе. По вечерам сидел в «American Colony», в те времена – самое чудесное место в сонном Иерусалиме. Когда я женился, мы жили сначала в арабском доме в Иерусалиме, потом – в арабском доме в Яффе, в палестинском окружении.
В свободное время я бродил по Западному берегу, иногда – пешком, иногда – верхом на ослике, бывал во многих дальних палестинских селах. Мне палестинцы нравились, да и нравятся по сей день. Очень приятный, гостеприимный, умный народ. Мне и ландшафт их нравится, и дома, и кухня.
Особой радикальности у меня не было, да и сейчас нет – как в юности, так и сейчас я верю в равенство граждан перед законом. Идея «титульной нации» мне не близка, и уж точно не в израильском случае.
До 1991 года не было границ между Западным берегом и старым Израилем, и так уж я привык воспринимать нашу страну – от реки до моря. И палестинцы были мне ничуть не более чужими, чем марокканские евреи, которые в те времена нас, выходцев из России, терпеть не могли.
Я писал об этом: «Я родился, как и ты, мой читатель, в холодной стране ржи, картошки и молока, и нет у меня удела в стране маслин, смоквы и винограда. Молодым парашютистом я бегал по закрытой со всех сторон долине Мардж-Саннур, где белый туман лежит по утрам на земле новогодней оконной ватой, и за колючей проволокой военного лагеря видел крестьянина, боронившего сохой землю круг масличных деревьев.
Ах, как я завидовал ему, Дауду из Бет-Лахма, Элиасу из Хизмы, Ибрагиму из Абуда! Почему мне не было дано родиться в доме у источника, на склоне холма, но которому разбегаются козы, рядом с виноградником! Почему мне было суждено оказаться в городских гетто? Если б можно было перебежать — от поселений и городов, застывших в круговой обороне, к этим селам, славным маслинами и виноградом, – клянусь, я стал бы перебежчиком.»
Очень повлияла на меня и жизнь в Японии. До Японии я, как и многие еврейские дети и юноши, чуждался природы и ей не интересовался. Всё книги да книги да разговоры. Япония открыла передо мной новый мир – природа, источники, традиции.
И в Палестине я нашел природу, источники, традиции. Так что перемены в моем мироощущении были очень медленными, очень постепенными, а основные параметры остались неизменными.
Я как тогда, так и сейчас стою за равенство евреев и неевреев, за всеобщее избирательное право, за право на возвращение палестинских беженцев. Короче – за то, чтобы палестинцы и израильтяне жили мирно и дружно в одном едином государстве. В пересчете на русские реалии, я – как дворянин за отмену крепостного права в первой половине 19-го века.
― Если позволите, такой вопрос: как Вы пришли к Православию и почему именно Православие?
― Мой путь ко Христу тоже начался издалека. Я переводил Агнона, известного израильского писателя, и обнаружил у него мотивы, которые иначе как крипто-христианскими не назовешь. Я написал об этом пространный комментарий – его можно прочесть на моем сайте.
Издавался он и книгой несколько раз, последнее издание было довольно давно, в московском издательстве «Республика». Потом я часто думал о судьбе палестинского народа, страдавшего, как страдал Христос.
ДУБЛЬ ДВА
Пасхальные поздравления от Израиля Шамира
Сегодня прекрасный день, день новых надежд и новых обещаний.
Две тысячи лет назад начался первый бой двух духов, духа братства людей и духа господства – хозяина и раба. Иисус учил, любите своего ближнего, как самого себя, даже если он традиционный враг евреев, самаритянин.
Вот почему его ненавидели еврейские супрематисты того времени.
Он сказал: «Вы не можете поклоняться Богу и Маммоне, богу жадности, вы должны выбирать. Вот почему Он был ненавидим дельцами и банкирами своего времени. Они приговорили его к смертной казни, и Империя была вынуждена выполнить этот приговор, чтобы сохранить мир с этими всемогущими силами.
Наши отцы не смели противоречить своим лидерам. Дух господства одержал победу, но дух братства не исчез.
Я получил послание от Наима Атека, священника из Иерусалима.
Он пишет: «Здесь, в Палестине, Иисус снова идет по Виа Долороза. Это касается людей по всей стране, распятых палестинских мужчин, женщин и детей. Палестина стала одной великой Голгофой, местом жертвоприношения.
Еврейские силы верховенства и поклонники жадности снова объединились, чтобы распять Христа.
США, этот Новый Рим, снова дают руку и соглашаются стать палачом. Теперь настала наша очередь решать.
История дала нам невероятную роскошь, вторую попытку, как говорится в кинопроизводстве. Теперь мы можем повторить ошибку наших отцов и тихо потворствовать нашим самозваным лидерам. Но мы можем исправить эту ошибку и прекратить распятие.
В повествовании еврейской Пасхи мы говорим, что каждый из нас должен увидеть себя как лично освобождённого от пут рабства. Я говорю вам, что каждый из нас должен как будто снова встать на пути Виа Долороза и решить, будет ли осуществлена казнь. Если мы будем держать язык за зубами, мы заслуживаем того, чтобы нас называли «убийцами Христа». Если мы остановим казнь, мы изменим историю. Алая, как кровь грехов, она станет белой, как снег.
Две тысячи лет назад дух братства поднялся, чтобы дать надежду на второй поединок. Если он снова будет побежден, мы станем вечными рабами наших безликих хозяев. Они сами разрушат Мать-Землю, превратят ее в пустынные земли Мордора. Им нужна эта победа, чтобы связать нас вместе под властью темных сил.
Давайте отринем эти тёмные силы. Разделите со мной вино и хлеб Палестины и, как знак Нового Завета Братства людей, как клятву нашего решения: на этот раз Христос не умрет на кресте.
За эти слова меня самого только что не распяли – но наехали так, что мало не показалось. Вот после этого меня и назвали антисемитом.
Затем я много водил христианских паломников по Иерусалиму и Святой Земле – а когда тысячу раз пройдешь по Крестному Пути, что-то запомнится.
Так шел этот процесс у меня понемногу – а ведь в самом начале я и в церковь-то войти опасался.
А потом в Великую Субботу было мне видение. Откровение, Эпифания. И тут я стал христианином, приобщился к Христу. И стал я думать – к Христу я пришел, надо придти в Церковь. В какую? Это было не очевидно, потому что в тот год совпали Пасха православных и Пасха латинян. И не мог я решить, в чью честь мне было дано это чудо.
Рассудил я так: местная церковь Палестины это православная Церковь Иерусалимская, с византийских времен. А католическая – она все же не местная. И я решил принять православие.
Обратился я к отцу Феодосию Аталле Ханне – тогда он еще был священником, а с тех пор стал архиепископом Севастийским, он меня выслушал и крестил в церкви св. Иакова брата Господа, она же церковь Сорока Мучеников Севастийских что дверь в дверь рядом с Храмом Воскресения, то есть Храмом Гроба Господня в Иерусалиме.
Большая была для меня радость!
Я писал об этом тогда:
Я хочу разделить с вами свою радость: сегодня, во вторник, 8 октября 2002 года 2 Хешвана я был крещён в Церкви Богородицы на Святой Земле и стал палестинским христианином.
Крещение было счастливым, радостным и праздничным событием, и это произошло в прекрасном старом кафедральном соборе Мар-Якуба, брата Господня Иакова и первого епископа Иерусалима. Собор соседствует с Голгофой и Церковью Воскресения, и является родиной арабоязычной палестинской общины.
Я был крещен в просторном восьмиугольном византийском храме, в котором крестилось много святых и епископов Священного города. Моя кожа все еще ощущает прикосновение оливкового масла и мирры, мягкой, эластичной, ароматной.
Я был помазан до полного погружения и вода ощущалась как оливковое масло, это главная субстанция Святой Земли. Меня крестил архимандрит Аттала Ханна, отец Феодосий, ставший самым высокопоставленным священником из числа уроженцев Палестины, который впоследствии покинул свой поста.
Вместо Израиля, отца евреев, мне дали имя Адама, отца всех людей.
Был полдень, когда я вышел в атриум, чувствуя себя женихом в день свадьбы и был встречен колоколами Святого Искупителя. Это напомнило мне мечту Теодора Герцля привести евреев в церковь в полдень под звон колоколов.
Монахи и прихожане благословили меня «мабрук» (благословен), и я действительно чувствовал, что благословен, присоединившись к моим палестинским братьям и сестрам в их церкви.
Я свидетельствую вам и сделаю это известным для моих братьев-евреев: нет большего наслаждения, чем быть в согласии с Господом и людьми на земле. Теперь я могу повторить за Иоанном Богословом: «Ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа»).
Со временем, когда я стал чаще бывать в России, оказалось, что я убил двух зайцев – оказался единоверцем не только палестинцам, но и русским. Но правду говоря, раньше я об этом не думал.
― Ваш выбор повлиял на отношения с близкими и друзьями?
― Да, конечно. Родная мать от меня отреклась, видеть не хочет. Мало кто остался со мной из старых друзей и знакомых. Но появились новые друзья-знакомые. И вера становится лучшей опорой со временем. Есть и палестинские друзья – так что я провожу немало времени в Вифлееме и других городах и весях за зеленой чертой. Да и с израильской стороны есть друзья – но заметно меньше.
― Самый простой вопрос : Вы не боитесь открыто высказывать свои взгляды в стране “единственной демократии”?
― Нет. Одно время побаивался, а потом подумал – двум смертям не бывать, одной не миновать, надо говорить и писать то, что думаю. Пока это угодно Богу, Он меня хранит, а когда решит, что мне пора – попрощаюсь и спокойно уйду.
― Как Вы расцениваете перспективы мира между Израилем и палестинцами в обозримом будущем?
― Я оптимист. Верю, что это произойдет, и быстрее, чем думают. Мнение народное переменчиво, я помню, как быстро изменилось положение в ЮАР. Они были сильнее всей Африки, но в какой-то момент решили – хватит апартеида, давайте жить вместе. Это же произойдет и в Израиле/Палестине.
― Расскажите, пожалуйста, о Вашем видении пути или бесконечного кровопролития в Палестине?
― Я сторонник One State, одного государства для всех жителей бывшей подмандатной Палестины. Я писал об этом:
Как и многие мои израильские современники, я служил в армии. Я помню запах кордита, полет джипа в пустыне,осколки шрапнели, форсирование Суэца, палатки, братьев по оружию. Будучи молодым солдатом в десантном подразделении, я гордился своими красными ботинками и формой десантника, с замиранием сердца слушал рассказы о смелых делах Арика Шарона и Меира Хар Сиона. Да, это было до Сабры и Шатилы.
Мне не стыдно признаться, что я лелею эти рассказы и воспоминания вместе с мужеством бойцов Карамэ и этой сорвиголовой Лейлой Халед. Солдаты могут понять других солдат. Вместе мы формируем Палестину. Большинство израильтян не согласны с идеей разделения, будь она названа Хафрадой на иврите или апартеидом на языке африкаанс. Большинство не хочет, чтобы страна была разделена, эта идея провалилась. Никто младше 40 лет в стране не помнит существование «маленького Израиля». Мы должны идти вперед, а не назад. Это путь нормализации, а не разделения.
Когда прекрасная зеленая Палестина будет объединена, все общины привнесут свои лучшие достижения в лучшее место на земле, как и должно быть. Палестинцы привнесут свою крестьянскую любовь и нерушимый дух Интифады, искусство выращивания маслин и уход за родниками.
Наш израильский вклад не будет включать теорию Эйнштейна или волшебство Уолл-стрит, поскольку мы этого не понимаем, но военные подвиги, достойные славы крестоносцев.
В Палестине нам не нужен так называемый «мир». Нам не нужно разделение, даже на лучших условиях. Нам нужна любовь, сострадание и жизнь вместе. Решение жить вместе привело к окончанию войн маори в Новой Зеландии, оно сработало бы и здесь. На позиции премьер-министра нам не нужен де Голль. Нам нужен де Клерк.
― И в заключение, Ваши творческие планы в обозримом будущем?
― Я продолжаю наблюдать за событиями, каждый месяц пишу по несколько статей и надеюсь на лучшее для Палестины и Мира.