Коран по-татарски
О долгой, трудной и всё ещё не окончившейся истории перевода Корана на татарский язык.
• Коран — древнейшая великая книга на территории России
• Священная книга мусульман приобщила тюрко-татар к достижениям мировой цивилизации
• История перевода Корана на татарский язык: конфликт национального духа и исторических условий
С проникновением ислама в Поволжье здесь стали распространяться мусульманская учёность, богатая арабо-мусульманская литература, Коран оказался неисчерпаемым кладезем тем и сюжетов для местных писателей и поэтов, получило развитие каллиграфическое искусство, развилось художественное ремесло изготовленич шамаилей (настенных панно с художественным изо-бражением изречений из Корана)… Тема эта обширна, поэтому затрону лишь некоторые её аспекты.
Долгий путь к источнику
Считается, что волжские булгары приняли ислам в 922 году. На самом деле это не было одномоментное событие. Древо ислама оказалось посаженным на хорошо подготовленную почву: к 922 году в столице государства Булгаре уже действовали мечети, а прибывшее из Багдада арабское посольство лишь "де-юре" закрепило мусульманскую веру в Волжской Булгарии.
Ко времени прибытия в Булгар миссии Ибн-Фадлана в стране уже имелась определённая прослойка мусульманского населения, которая образовалась под хазарским влиянием, а также в результате торгово-экономических и культурных контактов с народами уже исламизированной к тому времени Средней Азии.
До нашего времени не дошли письменные свидетельства тех далёких времён. Из наиболее древних источников сохранилась лишь поэма булгарского поэта Кул Гали (Кол Гали) "Кыйсса-и Йусыф" ("Сказание о Йусуфе"), создание которой исследователи относят к 1236 году. Правда, ещё имеется трактат по фармакологии "Ат-тирийак ал-кабир" ("Большое противоядие", начало XIII века) Таджеддина ибн Йунуса ал-Булгари, но это узкоспециальный труд. К тому же надо сказать, что в обоих случаях мы имеем дело не с автографами, а с их более поздними списками. Недавно в прессе промелькнули сообщения об обнаружении в странах Ближнего Востока новых, пока ещё неизвестных древнетатарских источников, но пока они не опубликованы.
В "Кыйсса-и Йусыф", в основу которого лёг библейско-коранический сюжет (см. XII суру Корана "Сурат ал-Йусыф"), автор упомянул, что в своей работе он опирался на труды известного арабского богослова и комментатора Корана Ибн Джарира ат-Табари (839—923). О чём это говорит? О том, что тюркоязычному булгаро-татарскому поэту Кул Гали уже в начале XIII века были известны авторы и книги, которыми широко пользовался мусульманский мир Востока. Это значит, что трактаты доходили до Среднего Поволжья. Коранические рассказы, а если быть точнее, их комментированные варианты в арабских и персидских тафсирах стали основой для создания в тюрко-татарской среде новых произведений с "местным колоритом".
В связи с этим необходимо сказать несколько слов о самих тафсирах. В арабском языке слово "тафсир" происходит от глагола "фассара", что означает "разъяснять, толковать, комментировать". Поэтому производное слово "тафсир" переводится как "толкование" или "комментарий". Тафсир — это философское толкование Корана, который при неискушённом прочтении остаётся недопонятым или не вполне ясным. Тафсиры несут в себе и такую функцию, как указание на те значения Корана, которые так или иначе утратили свою актуальность, а также объясняют некоторые "шероховатости" тех или иных коранических сур.
Согласно традиции, Коран нельзя переводить на другие языки, а необходимо читать на языке оригинала — арабском: иначе теряется божественность и неповторимость Священного текста. Что же касается комментариев-переложений на иных языках, то с этим нет проблем — такая работа только приветствуется.
Известно, что того, кто пытается читать Коран как художественную книгу, ждёт разочарование — ведь в нём нет привычного логического сюжета, вступления, кульминации, развязки. Лучше всего об этом сказал французский учёный Фритьоф Шюон (ученик Рене Генона): "Одна из причин, в силу которых европейцам трудно по-настоящему оценить Коран, распознать в нём духовное начало, объясняется тем, что они ищут в любом тексте отчётливо выраженный смысл, поддающийся непосредственному восприятию, тогда как семитические народы, да и все вообще жители Востока, ценящие словесную символику, владеют навыками "углублённого" чтения: фраза представляется им чередой символов, чьи искры вспыхивают по мере того, как читатель проникается духовной геометрией слов, каждое из которых служит ему своего рода ориентиром на пути познания неистощимой доктрины; превыше всего — внутренний смысл, а внешние темноты — это как бы покрывала, скрывающие всё великолепие содержания".
Первое время тафсир существовал только в устной форме. Особое место в толковании Корана занимают тафсиры, основанные на аллегорическом толковании Корана (та'виль). Такое толкование применяли многие шиитские авторы, а также мусульманские мистики — суфии. Как правило, тафсиры были объёмными. Упомянутый выше комментарий к Корану ат-Табари состоял из более чем 30 томов, тафсир Абу Бакра включал в себя 120 томов, а труд 'Абду-с-Саляма ал-Казвини — 300 томов.
Тюркоязычные переработки арабских и персидских тафсиров были широко распро-странены среди татар, но чаще всего они трансформировались в форму какого-либо художественного (поэтического или прозаического) произведения. "Кыссас ал-анбия" ("Сказания о пророках", конец XIII—начало XIV веков) Рабгузи, "Нахдж ал-фарадис" ("Врата в рай", 1358) Махмуда Булгари, "Гулистан бит-т-тюрки" ("Гулистан на тюркском", 1391) Сайфа Сараи — эти и другие известные в тюрко-татарском мире литературные памятники были написаны на основе коранических сказаний и, по сути, представляли собой художественный пересказ Корана.
Первые переводы: драма без развязки
Нетрудно предположить, что татарские переложения Корана — тафсиры (а возможно, и прямые переводы Священной книги), имевшие хождение в Волжской Булгарии, получили своё продолжение и в Казанском ханстве и в более поздние годы. К сожалению, литературные памятники татарского Средневековья дошли до наших дней лишь в виде единичных произведений: татарская рукописная книга, несмотря на свою древнюю историю, в основном представлена периодом середины XVIII — начала XIX веков.
Судя по тем спискам, что дошли до наших дней, пожалуй, первым из учёных этого периода, кто начал переводить Коран на татарский язык и комментировать на нём Священную книгу, был известный богослов-реформатор Габденнасыр Курсави (1776—1812). Сейчас в казанских библиотеках хранится несколько рукописных вариантов толкований Корана, которые принадлежат перу этого автора. В 1861 году, спустя полстолетия после смерти Курсави, была опубликована его книга "Хафтияк тафсире", представляющая собой комментарий к седьмой части Корана (от персидского "хафт" — "семь"). Через пятнадцать лет вышел аналогичный комментарий седьмой части Корана, автором которого был татарский историк и писатель Таджетдин Ялчыгул (1768—1838). С тех пор "Хафтияки" стали самостоятельным направлением татарской коранической экзегетики (от греч. exsegetikos — разъясняющий. — Ред.). Но всё это были комментарии к отдельным частям Священной книги. И лишь в конце XIX века наиболее полный комментарий к Корану — двухтомник "Фаваид" ("Полезное") удалось издать татарскому историку и богослову Хусаину Амирханову (1814—1893).
В начале XX века увидели свет сразу несколько комментариев к Корану, которые продолжили традицию, начатую Хусаином Амирхановым. Учёные-богословы этого периода стремились к комментированию полного текста Корана, не ограничиваясь его отдельными частями. Одним из наиболее значимых трудов того времени стал двухтомный трактат татарского богослова и поэта Мухаммад-Садыка Иманкулый (1870—1932) "Тасхил ал-байан фи-т-тафсир ал-Кур'ан" ("Облегчённые пояснения к комментарию Корана", Казань, 1910-1911). Правда, эта книга не была оригинальной — она являлась татарским переложением персидского тафсира Хусаина Кашифи. В предисловии к книге автор указывал, что написал этот труд по многочисленным просьбам казанских мусульман. Комментарий Иманкулый отличался тяжёлым, перегруженным арабо-персидскими заимствованиями языком, который был понятен лишь хорошо образованной прослойке татарских читателей. Интересно, что именно этот тафсир не так давно был переиздан в Катаре в качестве "подарка для мусульман — "тюрок бывшего Советского Союза".
Большой популярностью в начале ХХ века пользовался тафсир татарского автора Шайхельислама Хамиди "Ал-иткан фи-т-тарджемат ал-Кур'ан" ("Совершенство в переводе Корана", Казань, 1907). Кстати, этот коранический комментарий также был недавно переиздан в Катаре. До этого, в 1949 году факсимиле "Ал-иткана" было издано в Японии, а в 1984 году — в Стамбуле для местных татарских общин.
В начале XX века был издан двухтомный "Коръэн тафсире" Нугмани. Мулла Нугман жил в первой половине XIX века. Когда его учитель Габденнасыр Курсави отправился в хаджж, из которого он не вернулся, Нугман взял на себя преподавание ряда предметов, которые ранее вёл его наставник. Кроме того, он занялся редактированием незаконченных трудов учёного. Работа над "Хафтияком" Курсави пробудила у Нугмана желание писать самостоятельные богословские труды, и со временем его изыскания в области коранической экзегетики превратились в вышеупомянутый тафсир Нугмана. Говоря о татарских тафсирах, нельзя не упомянуть также труд татар-ского журналиста и издателя Камиля Мутыги (1883—1941) "Татарча Куръэн тафсире" ("Комментарий к Корану на татарском языке").
Теперь относительно прямых переводов Корана на татарский язык. Их появление также относится к концу XIX — началу XX веков и связано с некоторыми послаблениями царских властей, благодаря чему началось бурное развитие татарской периодики и издательского дела.
Ныне известно о четырёх переводах Корана на татарский язык, выполненных в дореволюционный период. Если соблюсти хронологию, то первым можно назвать перевод педагога Бурхана Шарафа (1883—1942). В самом начале XX век а он выполняет перевод Корана и отправляет рукопись с нарочным в Оренбург — в ту пору духовный центр российского мусульманства. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает: нарочный внезапно умирает, а находящаяся у него на руках рукопись бесследно исчезает. Только недавно стало известно, что с оригинала рукописи Шарафа были сняты копии, но пока они недоступны для исследователей, поскольку хранятся в частных архивах.
Рукопись ещё одного перевода Корана, который выполнил богослов Сунгатулла Бикбулатов (1886—1955), также хранится в частных коллекциях и до сих пор не стала объектом изучения. Третий перевод Корана выполнил татарский историк и богослов Мурад Рамзи (1855—1934). В годы работы над переводом М.Рамзи находился в эмиграции, поэтому сведений о судьбе этого труда нет. И, наконец, четвёртый перевод, принадлежит перу татарского богослова Мусы Бигиева (1875—1949).
Перевод М.Бигиева не только был закончен, но и набран типографским способом. Однако развернувшаяся в татарской прессе ожесточённая дискуссия о правомерности, с точки зрения ислама, такого издания поставила крест на публикации М.Бигиева. Немало жалоб поступило и в Духовное собрание. Кроме всего прочего, утверждалось, что татарский язык ещё недостаточно богат, чтобы передать всю красоту и глубину Священной книги. Так, Габдулла Тукай в одном из своих писем отмечал, что такой перевод, который, по его мнению, не отличается образностью и красотой языка, навряд ли достигнет своей цели и завоюет сердца читателей. Татарский писатель Гаяз Исхаки также утверждал, что считает публикацию этого перевода преждевременной. Не обошёл это вопрос и классик татар-ской литературы Фатих Амирхан. В 1916 году он писал по этому поводу следующее: "Ставить вопрос о переводе Корана, не продумав хорошо то, как это будет делаться, — это легкомысленный, упрощённый подход к задаче….
В конце концов, перевод М.Бигиева попал под запрет и печатные формы были разо-браны. До последнего времени не было ничего известно о судьбе отпечатанной корректуры, которая считалась утерянной. И лишь совсем недавно появились сведения, что эти листы хранятся в Санкт-Петербурге у дочери Мусы Бигиева и что она дала разрешение на их публикацию (В одном из ближайших номеров "Татарского мира" известный петербургский коранист, доктор исторических наук Ефим Анатольевич Резван расскажет о своих встречах с дочерью Мусы Бигиева, сохранённых ею листах перевода Корана и проектах его издания. — Ред.).
Роковая ошибка типографа Харитонова
Вплоть до начала XX века царские власти не разрешали татарам держать собственные типографии. Поэтому издание татарских и арабских книг находилось в руках русских типографов. До поры до времени всё шло нормально. Наибольшей популярностью пользовалась типография Ивана Николаевича Харитонова (См. о нём статью в "ТМ" — 2003, №12 (22), август), которая прекрасно справлялась с любыми заказами своих татарских клиентов. Но в конце 1913 года типография выдала брак — напечатанные здесь на арабском языке экземпляры Корана вышли с серьёзными дефектами. Некоторые строки из Священного текста были напечатаны по несколько раз, а отдельные коранические аяты совершенно выпали из текста. Короче говоря, получилась не только полнейшая абракадабра, но и, по мнению татарских мусульман, "серьёзное преступление". (Такие случаи бывали и раньше — например, в 1856 году в типографии Кукубина был напечатан Коран с 356 ошибками, но тогда у татар не было своей периодической печати и этот факт не стал достоянием широкой общественности).
Первым с "разоблачением" Харитонова в печати выступил писатель Фатих Амирхан. Типограф И.Н.Харитонов тут же сделал заявление, в котором обязался обменять "испорченные" экземпляры Корана на новые, а также дал слово, что "впредь не будет допускать таких ошибок". Он посчитал, что такое недоразумение может случиться с любым издателем и не воспринял это дело всерьёз. Но это было его серьёзной ошибкой. Татарская пресса единым фронтом развернула шумную "антихаритоновскую" компанию. На повестке дня стоял вопрос: случайно или умышленно в типографии Харитонова был напечатан Коран с такими ошибками. Иван Харитонов объяснял, что опечатки вышли по оплошности работников типографии Ризвана Шарипова и Зинната Гисматуллина, которые набирали текст. Но в книге было указано, что текст проверен и одобрен представителем Духовного собрания Сафиуллой Абдуллинным. В этом был самый большой "прокол" Харитонова, поскольку Абдуллин корректуры в глаза не видел. Да, его имя стояло на предыдущих изданиях Корана и типограф просто продублировал его и в этот раз. Точно не известно, почему Харитонов не дал ему прочесть гранки и запустил весь тираж в печать. В условиях огромного спроса на Коран (в год по России распространялось по 200 тысяч экземпляров) сама собой возникает версия о "левом" тираже, хотя в царской России типографское дело находилось под строгим контролем властей. Скорее всего, Харитонов просто не удосужился лишний раз показать стереотипный текст мусульманскому редактору. Естественно, что Сафиулла Абдуллин был крайне возмущён и подал немедленный рапорт в Духовное собрание, в котором объяснял свою непричастность к этой истории.
Нашлись и те, кто подзуживал его начать судебное преследование Харитонова. В момент наибольшего накала дискуссий он сообщил в газетах, что намерен привлечь Харитонова к суду, но до этого дело не дошло.
Со временем "дело Харитонова" утряслось само по себе, но оно, видимо, оказалось для его предприятия роковым — во всяком случае, в 1916 году Харитонов продал свою типографию и ушёл из книгоиздательского дела.
С Кораном связана драма ещё одной казанской типографии. В 1932 году в Казани раскручивалось "Дело о контрреволюционной деятельности одной из групп кадров филиала Султан-Галеевской организации в Татарии, объединившего буржуазно-националистические элементы в г.Казани". В ходе следствия был обнаружен "вопиющий факт": в казанской типографии имени Камиля Якуба нашли стереотипы Корана — печатные формы. Вроде все мечети уже закрыли, религиозные книги изъяты, муллы разогнаны или репрессированы, а тут — на тебе подарок к 15-летию Совет-ской власти!
Но, оказывается, бывший работник издательства "Гажур" Хабибрахман Забиров (до революции владелец издательств "Сабах" и "Умид") всё ещё лелеял надежды, что когда-нибудь власти разрешат издавать Коран. Как рачительный хозяин, он не только сохранил стереотипы Корана, но и внёс предложение в коллегию Наркомпросса о переиздании Корана по тем стереотипам, которые он раньше выпускал в своём издательстве. Весь тираж Корана, по проекту Забирова, предполагалось распространить за границей и в национальных областях Советского Союза за исключением Татарии и Башкирии. В принципе, в предложении бывшего татарского издателя был прагматический резон. Казанские издания Корана благодаря своему чёткому и ясному шрифту пользовались спросом во всём мусульманском мире и могли бы принести реальный доход Советам. К слову сказать, арабские шрифты для пишущих машинок, разработанные татарским мастером Мухаммадом Идриси, несколько позже были проданы Советским государством в арабские страны и также пользовались большой популярностью на Востоке. Но в 1930-е годы, когда кругом кишмя кишели "враги народа", говорить о какой-либо коммерции не приходилось. Суд оценил старания Х.Забирова по достоинству: за своё "рацпредложение" он получил пять лет исправительно-трудовых лагерей "с отбыванием в Севкрае".
Современные переводы: развязка в жанре шоу
В 1990-х годах на книжный рынок Татарстана хлынул целый поток новых изданий Корана на татарском языке. Помимо перепечаток дореволюционных тафсиров-комментариев, появились оригинальные работы, выполненные в большинстве своём мусульманскими священнослужителями нового поколения: Фаритом Салманом, Нуруллой Арыслани, Рамилем Юнусом, Камилем Бикчантаевым и другими. Был издан также перевод Корана с турецкого, сделанный Рабитом Батуллой на основе турецкого варианта. В татарстанской прессе развернулись споры: чей перевод лучше? Впрочем, объектом дискуссии в основном стали два перевода Корана — Рабита Батуллы и Фарида Салмана, которые вышли примерно в одно и то же время. Не обошлось без "подводных камней". Фарид Салман, проигравший конкурентную борьбу за пост муфтия Духовного управления мусульман Республики Татарстан, оказался в оппозиции к нему. Масла в огонь подлило его сближение с персоной "нон грата" в Татарстане — муфтием Талгатом Таджутдином. Писатель Рабит Батулла — "защитник интересов татарского народа", и он оказался более симпатичен татарской публике. Ф.Салмана атаковали со всех сторон, а он безуспешно отбивался. Главное обвинение, которое было выдвинуто против него, — плохое знание татарского языка, откуда идут, по мнению критиков, шероховатости и даже грубые искажения Священного текста. Особенно не поздоровилось Ф.Салману, когда в бой вступила "тяжелая артиллерия" — учёный-арабист, академик Мирза Махмутов, который, кстати, был редактором "Корана Батуллы". Что касается недостатков в переводе Батуллы, то упоминались те же самые шероховатости татарского текста, неточности перевода, излишнее увлечение выдумыванием неологизмов. Недавно у главы Духовного управления мусульман Татарстана Гусмана Исхакова спросили: "Какой из татарских переводов Корана наиболее точный?". Муфтий ответил: "Габдрахман абзыя" ("дяди Габдрахмана"). На недоуменный вопрос журналиста, а кто он, собственно, такой, муфтий ответил, что Габдрахман абзый — это человек, который не переводил Корана, поэтому его никто не знает. И в самом деле, развернувшееся своего рода соревнование — кто кого обгонит, кто первым переведёт Коран, оказалось неплодотворным.
Ожидание
Примерно в то время, когда дискуссия между переводчиками Корана была в самом разгаре, над своим переводом интенсивно работал выдающийся российский арабист Анас Халидов (1929—2001). Всю свою жизнь он занимался изучением арабской классической литературы и вот на склоне лет взялся переводить Коран на татарский язык. Хорошее знание классического арабского языка и родного татарского давали надежду на успешное выполнение задуманного проекта. Ему удалось довести это дело до конца — он завершил работу незадолго до своей кончины в 2001 году. Однако перевод А.Халидова до сих пор не опубликован — требуется тщательная редактор-ская работа, хотя говорят, что существуют и другие причины. Но уже сейчас специалисты с уверенностью говорят, что перевод Корана на татарский Анасом Халидовым станет классическим подобно тому, как классическим стал русский перевод академика Игнатия Крачковского.
Азат Ахунов