20 лет межтаджикскому соглашению. Рахмон пережил всех миротворцев
Почти 20 лет назад — 27 июня 1997 года в Кремле на девятой по счету встрече между представителями противоборствующих сторон (Правительством Республики Таджикистан и Объединенной таджикской оппозицией) при посредничестве ООН было подписано окончательное мирное соглашение, которое прекратило гражданскую войну в Таджикистане.
Президентом Таджикистана остался Эмомали Рахмон, однако оппозиция получила места в парламенте, административные должности, директорские посты на различных крупных предприятиях, а рядовые бойцы сил оппозиции вошли в состав армии. Начался процесс возвращения беженцев из Афганистана. С 1998 года 27 июня стало государственным праздником Таджикистана — Днем национального единства. Постановлением национального парламента этот день объявлен нерабочим.
Однако за прошедшие 20 лет таджикские оппозиционеры, вошедшие во власть, оказались вытесненными с политической арены, Исламская партия Возрождения Таджикистана (ПИВТ) была запрещена, а ее члены оказались либо в тюрьмах, либо за границей. Об итогах последних 20 лет и о том, чем стало для Таджикистана межтаджикское мирное соглашение редакция информационного агентства «IslamNews» побеседовала с главой ПИВТ и экс-депутатом парламента страны Мухиддином Кабири.
Каковы, на Ваш взгляд, причины гражданской войны в Таджикистане?
- Такие же, как и на всем постсоветском пространстве. Когда империи распадаются, то на их осколках возникают конфликтные ситуации. Внешние причины конфликта могут выглядеть по-разному – от религиозных до территориально-политических. Однако основная, глубинная причина — то, что люди, которые долгое время чувствовали себя ущемленными, вдруг, получив возможность действовать, хотят за короткое время вернуть себе все, чего они были лишены, по их мнению. Максимализм в таких ситуациях берет верх, и они пытаются получить все здесь и сейчас. Это и стало причиной многих конфликтов, в том числе и в Таджикистане, хотя внешние причины у нас были иные чем, например, в Азербайджане, Армении, Оше.
Сколько, по вашему мнению, погибло людей в ходе войны?
- Наша гражданская война, пожалуй, единственная в 20-м веке, когда жертвы не подсчитывались и не подсчитываются до сих пор. Не было попыток со стороны властей подсчитать убитых и пропавших без вести, а без усилий властей этого установить не возможно, так как это огромная комплексная работа, в которой должны быть задействованы статистические структуры и местная власть.
Я думаю, что жертв было не меньше 100 тысяч. На мой взгляд, причина, по которой власти Таджикистана избегают разговоров о числе погибших, очень проста. Масса людей погибла не во время боевых действий, а во время зачисток и задержаний. Любая точная статистка работает против нынешних властей. Они не заинтересованы в четких данных. Многие, кто из себя сегодня строят миротворцев, при установлении цифр и обстоятельства гибели людей, выглядят обычными убийцами и бандитами.
Как представителям исламских движений удалось найти общий язык со светскими партиями и создать Объединенную таджикскую оппозицию (ОТО)?
Межтаджикский конфликт изначально не был сугубо идеологическим. На обоих сторонах были как представители светских сил, так и религиозных.
Религиозную окраску конфликт приобрел позднее. Что же касается того как мы нашли общий язык, то ситуация сама подтолкнула нас к этому. Мы исходили из реальной ситуации и амбиции отдельных лидеров отошли на второй план. Лидеры светских партий понимали, что основная сила — у исламских групп и, даже будучи идеологически не близкими нам, они понимали, что общая задача — превыше всего. Наши лидеры – покойный устаз Нури, Химматзода, Тураджонзада проявляли гибкость и не старались демонстрировать, что основная сила у нас, и пошли на уступки по многим вопросам.
Каковы был удельный вес исламских сил в оппозиции?
- Для нас этот вопрос не был определяющим. Если есть общая задача и надпартийные интересы, то такие вопросы должны уходить на второй план.
Что подтолкнуло стороны конфликта к мирным переговорам?
- У каждой из сторон была своя причина для начала переговоров. Власть тогда начала терять территорию, и к концу 1994 года передовые отряды ОТО были уже в окрестностях Душанбе. Россия больше не хотела воевать и нести потери там, где их можно было избежать. А тогда они были ощутимыми. Достаточно вспомнить события на 12-ой погранзаставе и в самом Душанбе. Как говорил тогдашний заместитель министра иностранных дел России Адамишин, были использованы разные способы, чтобы склонить Рахмона к переговорам, вплоть до задержки выплат денег. Примакову удалось убедить Ельцина, что надо начать процесс примирения. Ирану нужно было достроить Бушерскую АЭС с помощью России.
ОТО со своей стороны подвергалось давлению со стороны Кабула – тогдашнего президента Афганистана устаза Раббани и Ахмад Шаха Масуда, потому что к тому времени талибы уже почти захватили Афганистан и Северному альянсу нужен был стабильный Таджикистан как тыл.
Все это привело к тому, что обе стороны поняли, что военным путем не победить и необходимо примириться.
Каким образом Рахмону удалось переиграть оппозицию в течение последующих лет после подписания межтаджикского соглашения?
- Поскольку Рахмон никогда искренне не стремился к миру, при любой возможности он уходил от него. Мне кажется, что он переиграл не только ОТО, но и своих сторонников, которым многим обязан.
Оппозиция совершила ошибки. Мы не знали его истинных целей с самого начала. Мы не сразу поняли, что он хочет сохранить кресло до конца жизни и превратить страну в семейный подряд. Закулисные игры, эксплуатация национальных чувств и усталость народа от войны были его главными козырями и до сих пор он ими злоупотребляет.
Рахмон с самого начал стал нарушать договорённости. Например, министр обороны должен был быть назначен от оппозиции, но он отказался наотрез и сказал, что не отдаст эту должность. ОТО пошла на уступки. Затем Рахмон стал менять Конституцию и добился бессрочного президентства, хотя в рамках соглашений он должен был остаться президентом лишь еще один срок.
Когда лидеры ОТО поняли, что он готов развязать новую войну, они пошли на новые уступки, чтобы избежать ее.
С другой стороны мы считали, что если выполнить общие условия перемирия и законы страны, то этого будет достаточно.
Была чрезмерная доверчивость и желание сохранить мир и стабильность в стране. Да, мы пошли на уступки, но из благих намерений, ради сохранения мира и стабильности. Противоположная сторона действовала исходя из своих узкокорыстных интересов.
Как вы оцениваете позицию стран-гарантов межтаджикского соглашения, которые, по сути, самоустранились от контроля за его реализацией?
Ситуация сильно изменилась и странам-гарантам сейчас не до Таджикистана. Украина, Ближний Восток и Афганистан являются основными приоритетами международного сообщества. У нас, слава Аллаху, пока нет открытого вооруженного конфликта.
Кроме этого многих из тех, кто тогда был вовлечен в миротворческий процесс, уже нет в живых. Ельцин, Примаков, Саид Нури, Рафсанджани, Ахмад Шах Масуд – все ушли из жизни кроме Рахмона.
После мирных соглашений, все были уверены, что Рахмон не пойдет на риск новой войны. Да и мы ни разу не жаловались на нарушения мирного договора, считали это непатриотичным и не красивым жаловаться другим государствам о своих внутренних проблемах. Поэтому, страны — гаранты давно успокоились, что ничего страшного не произойдёт с мирным договором. С другой стороны, у государств-гарантов появились новые интересы. Наверное, об этом мире вспомнят лишь тогда, когда начнется новой конфликт и вспомнят лишь для того чтобы вновь продемонстрировать себя в качестве миротворцев.
К чему пришёл Таджикистан спустя 20 лет после подписания межтаджикского соглашения?
Мы пришли к точке, с которой все и началось. То есть, начало 90-х годов, когда ставка делается только на силовые методы решения вопросов. Десять лет стабильности и относительного развития, с 1997 по 2007 год, уже позади. В этот период мирное соглашение еще действовало и это стало залогом развития и стабильности. После того как власть решила окончательно отказаться от договорённостей, в стране началась новая фаза экономического и социального упадка и политическая нестабильность, усилилась угроза экстремизма и радикализма, которая продолжается до сих пор. Ситуация находится на грани полномасштабного конфликта. Если характеризовать ее по Ленину то это – предреволюционная ситуация. Это может продолжаться еще некоторое время, но может и рвануть в любой момент. Кажущееся спокойствие в Таджикистане обманчиво.
Некоторые аналитики утверждают, что на территории Афганистана готовятся какие-то силы для свержения режима Рахмона. Насколько это справедливо?
Само поведение режима ведёт к тому, что молодёжь потеряла всякое доверие к мирному процессу и политическим механизмам и стала примыкать к радикальным группам. Когда эксперты призывали Россию, Китай, Иран и другие заинтересованные государства обратить внимание на эти процессы, многие думали , что это обычное сгущение красок. Сейчас все говорят о наличии этих угроз. Но мало кто думает о причинах возникновения этих угроз. Кажется, что и в Таджикистане и в регионе некоторые круги заинтересованы именно в таком развитие событий.
Наша задача, как политическая сила умеренного мировоззрения, не допустить радикализации своих сторонников и держать огромный протестный потенциал, который увеличивается с каждым днем, в рамках мирных способов политической борьбы. При сегодняшних действиях властей говорить о мирных способах борьбы становится все сложнее и сложнее, поскольку эти призывы очень не популярные среди молодёжи. Большинство приходят к выводу, что с таким тоталитарным и жестоким режимом как режим Рахмона, бороться мирными методами бесполезно. Отсюда и собираются в Афганистане и после поражения ИГИЛа в Сирии и Ираке, их количество будет расти. И Россия вынуждена будет вмешиваться еще в один конфликт, который создаёт им Рахмон на ровном месте.